ВРЕМЯ В М�ФЕ
Временному аспекту РІ построении мифического предметного РјРёСЂР° Кассирер придает большее значение, чем пространственному. РњРёС„, считает РѕРЅ, начинается РЅРµ только СЃ формирования картины РјРёСЂР° РІ образах Р±РѕРіРѕРІ Рё демонов, РЅРѕ Рё СЃ сообщения этим образам происхождения, Р¶РёР·РЅРё РІРѕ времени, СЃ перехода РѕС‚ образа Р±РѕРіРѕРІ Рє сказу Рѕ богах («миф» Рё есть собственно сказ). Более того, созерцание времени здесь первее созерцания пространства, РёР±Рѕ лишь через процесс своего становления мифическое существо выделяется РёР· полноты безличных СЃРёР» РїСЂРёСЂРѕРґС‹ Рё обретает форму; динамичность мифа РІ этом смысле обусловливает его артикуляцию Рё РІ первую очередь разделение РєРѕСЃРјРѕСЃР° РїРѕ принципу сакральное-профанное. «Подлинный характер мифического бытия, — подчеркивает Кассирер, — обнаруживается лишь там, РіРґРµ РѕРЅРѕ выступает как бытие происхождения. Р’СЃСЏ сакральность мифического бытия РІРѕСЃС…РѕРґРёС‚, РІ конечном итоге, Рє сакральности происхождения» (2.133). Время, поэтому, РЅРµ только полагает мифическое содержание, РЅРѕ Рё является первичной формой его оправдания через соотнесение СЃ прошлым, которое играет РІ мифе исключительную роль. Прошлое здесь абсолютизировано; именно этот фактор вынуждает подчас рассматривать мифическое сознание РїРѕРґ знаком «безвременья», что, РїРѕ Кассиреру, верно, если сравнивать время РІ мифе СЃ объективно-космическим Рё объективно-историческим временем. Р’ этом смысле мифическое время аналогично определенным стадиям языкового времени: РѕР±РѕРёРј присуще одинаковое безразличие Рє дифференциации относительных временных ступеней (СЃРј. предыдущую главку). РќРѕ неправомерно СѓР¶Рµ само такое сравнение; РІ мифе (Кассирер здесь повторяет Шеллинга) господствует доисторическое время, неделимое Рё абсолютно идентичное. Дальнейший переход этого мифического «правремени» РІ последовательный временной СЂСЏРґ Рё здесь, РїРѕ Кассиреру, совпадает СЃ лингвистическим образованием времени. Выражение временных отношений постепенно развивается РёР· выражения пространства; поначалу между обеими сферами нет острой границы; ориентация РІРѕ времени предполагает ориентацию РІ пространстве, Рё лишь СЃ формированием последней возникает более дифференцированное сознание времени. Первичное членение его зиждется РІСЃРµ еще РЅР° смене света Рё тьмы, РґРЅСЏ Рё ночи; схема ориентации адекватна здесь пространственной схеме; понимание временных разрезов покоится полностью РЅР° скрещенности восточно-западной Рё северо-СЋР¶РЅРѕР№ линий, расчетверяющих небесное пространство. Рту СЃРІСЏР·СЊ Кассирер обнаруживает Рё РІ некоторых языковых выражениях: латинское tempus (время), соответствующее греческим П„ООµОЅОїП‚ Рё П„ООјПЂОїП‚, возникло РёР· идеи Templum (СЃРј. стр.В 156–157). Отсюда Рё времени придается особый акцент «сакральности»; РѕРЅРѕ, как Рё пространство, мыслится РЅРµ РІ системе отношений, РЅРѕ РІ олицетворенности существ, что РїСЂРёРІРѕРґРёС‚ Рє культу времени Рё отдельных временных разрезов, РѕС‚ столетий Рё РіРѕРґРѕРІ, РґРѕ времен РіРѕРґР°, месяцев, дней, даже часов (как РІ персидской религии). РњРёС„ РЅРµ ведает времени как равномерной длительности; РІ нем наличествуют определенные «временные образы», символизирующие РїСЂРёС…РѕРґ Рё СѓС…РѕРґ, ритмическое бытие Рё становление, С‚.В Рµ. расчленность целого, которая РЅРµ подлежит измерению Рё счету, РЅРѕ непосредственно ощущается РІ форме ритуальных празднеств Рё вообще религиозных действ. Поэтому, как Рё РІ случае пространственных границ, границы времени наделяются сакральным характером. Мифическое сознание, РїРѕ Кассиреру, обладает утонченной чувствительностью Рє той своеобразной периодике Рё ритмике, которая господствует РІ Р¶РёР·РЅРё человека. РЎ этим тесно связаны ритуалы перехода РёР· РѕРґРЅРѕР№ жизненной фазы РІ РґСЂСѓРіСѓСЋ; рождение Рё смерть, беременность Рё материнство, вступление РІ брак Рё С‚.В Рґ. приобретают здесь специфический смысл; РІ каждой фазе выявляется РґСЂСѓРіРѕРµ «я» человека Рё индивидуальная Р¶РёР·РЅСЊ выглядит как смена рождений Рё смертей. «Отсюда РІРёРґРЅРѕ, — РіРѕРІРѕСЂРёС‚ Кассирер, — что для мифического мировоззрения Рё мифического чувствования, прежде чем РІ нем образуется созерцание собственно космического времени, существует РІ некотором СЂРѕРґРµ биологическое время: ритмически разделенные подъемы Рё спады самой Р¶РёР·РЅРёВ» (2.139). РќРѕ Рё космическое время первоначально переживается РІ этом своеобразном биологическом оформлении; регулярность природных свершений, периодичность РІ С…РѕРґРµ созвездий Рё смене времен РіРѕРґР°, день Рё ночь, расцветание Рё увядание растительного РјРёСЂР° проецируются РЅР° человеческое бытие Рё отражаются РІ нем как РІ зеркале. Р’ этой соотнесенности, считает Кассирер, Рё возникает мифическое чувство времени, прокладывающее мосты между субъективной формой Р¶РёР·РЅРё Рё объективным созерцанием РїСЂРёСЂРѕРґС‹. Здесь Р¶Рµ получает СЃРІРѕРµ объяснение Рё магия.
Об «объективности» времени в математическо-физическом смысле, поэтому, в мифе не может быть и речи. Чуждо ему и «историческое» время. Здесь, по Кассиреру, действует одно из основных правил мифомышления, выражающееся в сращенности членов отношения; миф, строго говоря, не ведает явного разделения времени на прошедшее, настоящее и будущее; его тенденция направлена на нивелировку всяких разделений подобного рода. Кассирер подчеркивает в этой связи чисто магический принцип «часть вместо целого», распространяющийся как на пространство, так и на время. Часть есть целое; в плане времени это значит: магическое «теперь» является не простым мгновением настоящего, но содержит в себе прошлое и беременно будущим («charge du passé et gros de l’avenir», вспоминает Кассирер лейбницевское выражение). Поэтому, мифическое сознание интегрирует и мантику, в которой эта качественная сращенность всех моментов времени изображена с наибольшей ясностью.
Новая ступень в развитии мифического созерцания времени достигается, по Кассиреру, в стадии освобождения времени от непосредственной связи с отдельными свершениями и обращения к универсальному миропорядку. Здесь перед мифомышлением встает новая проблема: проблема чистой формы события. Отдельные природные силы выступают уже не как предмет мифического толкования и религиозного почитания, но как носители общего временного порядка. «В первом случае, — говорит Кассирер, — мы все еще полностью находимся в круге субстанциального воззрения: Солнце, Луна и созвездия суть одушевленные божественные существа, но тем не менее они являются индивидуальными отдельными вещами, которые наделены совершенно определенными индивидуальными силами. В этом отношении божественные существа отличаются от господствующих в природе подчиненных демонических сил по степени, а не по роду» (2.142). Совершенно иная картина возникает, когда мифическое чувство устремлено не к непосредственному бытию природных объектов и сил, но через них к идее законопорядка, охватывающего вселенную. Здесь, по Кассиреру, каждый отдельный природный феномен становится знаком чего-то в нем проявляющегося. «Там, где Солнце и Луна рассматриваются не просто в смысле их физического бытия и физических действий, где они не только почитаются за свое сияние или как творцы света и тепла, влажности и дождя, но воспринимаются вместо этого как постоянные меры времени, в которых угадывается ход и правило всеобщего круга событий, там мы стоим на пороге принципиально измененного и углубленного духовного воззрения. От ритмики и периодики, ощущаемой уже во всякой непосредственной жизни, мысль возвышается теперь до идеи временного порядка, как универсального и господствующего над всем бытием и становлением порядка судьбы» (2.142). Таким образом, мифическое время становится космической потенцией, связующей уже не только людей, но и демонов и богов.
Подтверждения этого Кассирер находит в самых различных мифологиях. Уже в примитивнейших верованиях новозеландских маорийцев фигурирует миф о прародителе и герое Мауи, который завлек Солнце в западню и вынудил его, доселе нерегулярно восходящее, к регулярности. Особенно явен этот переход от чувственно-единичного к всеобщему в вавилонской мифологии. � здесь первоначально господствует круг примитивного анимизма, который, по мере концентрации мифомышления на звездном мире, расширяется до универсальной мифологии времени. Примитивной мифологии популярных верований противостоит здесь жреческая религия «сакральных времен» и «сакральных чисел». Вавилонский миф творения изображает происхождение миропорядка из безвидной бездны, как борьбу солнечного бога Мардука против чудовища Тиамат. Победивший Мардук упорядочивает небо, определяя ход созвездий по Зодиаку и устанавливая точные грани года, месяцев и дней, после чего появляется жизнь, подчиняющаяся не только внешнему астрономическому порядку, но и внутренним этическим нормам. Аналогичную связь Кассирер находит почти во всех больших религиях: в египетской религии Тота и в китайском таоизме, в Ведах и Авесте, у греков. Время наделяется здесь не только божественной, но и сверхбожественной властью, ибо сами боги подлежат высшему внеличностному закону. Так Зевс подчиняется Мойрам; так роковая сила становления в германской мифологии изображается как тканье Норн, богинь судьбы, прядущих празакон, перед которым бессильны и сами они. Рихард Вагнер выразил это в почти заклинательной формуле «мотива Норн» в первой сцене третьего действия «Зигфрида»:
Im Zwange der Welt
Weben die Nornen,
Sie kГ¶nnen nichts wenden noch wandeln.
Здесь, по Кассиреру, мифомышление простирается над пределами чисто образного мира мифического и, изживается в подлинно диалектических и спекулятивных моментах. Схематизм образов (так определит Кассирер развитие научного познания в 3-м томе) уступает место символизму принципов. Мифическое понятие времени почти реализует эту задачу. � это тем более поразительно, что оно являет прямую противоположность научному концепту времени. Математика и математическая физика нацелены на безусловную квантификацию времени; время здесь не только связано с числом, но и всецело сводится к нему. Общая теория относительности, по сути дела, устранила все специфические особенности времени; каждый пункт определяется в ней через свои пространственно-временные координаты х, х, х, х, которые являются чисто нумерическими величинами, не отличающимися друг от друга по каким-либо специальным признакам и, поэтому, переставляемыми. Миф не ведает такого гомогенного квантума; время дано ему в элементе чистого качества, акцентируемого антиномией сакрального-профанного; оно — движущая сила самого становления. Но даже в этой специфической форме мифомышление, по Кассиреру, достигает относительно высокого уровня объективности. Главка «Формирование времени в мифическом и религиозном сознании» посвящена анализу чувства времени в библейском монотеизме, в персидской религии, в буддизме, в китайском таоизме, в египетской религии, в философии (!) греков и вплоть до современного представления времени, которое у Кеплера «перешло из образного мира мифически-религиозной фантазии в точный понятийный мир научного познания» (2.174). Мы опускаем эту главку, отсылая читателя к изложению ее у А. Ф. Лосева.[78]